– Давным-давно жил на Земле один парень по имени Иисус, – чуть смеясь, начал свою сказку Джек Соммерс, обнимая младшую дочку.

За окном красное солнце опускалось за горизонт, будто плавя ровную золотистую линию и прожигая насквозь. Впереди на многие километры виднелась травянистая равнина, в свете угасающего дня казавшаяся охряно-коричневой. Кое-где попадались глазу каменные серые бараки с пристроенными к ним загонами для домашнего скота.

Шестилетняя щекастая девчонка вертелась в объятьях отца на своей небольшой кровати, пытаясь убрать непослушные завивающиеся волосы за уши. Свои "кудряшки" она просто ненавидела. "Интересно, – подумает Талия спустя много лет, вспоминая эту сцену, – смягчилась бы она, зная, что вскоре по мере взросления ее волосы выпрямятся сами по себе, без особых на то причин, будто бы только от силы ненависти этой маленькой души?"

Сама Талия, уже считающая себя взрослой и независимой, гордо восседала на полу, заворачивая подарки.

– Так вот, был Иисус не просто парнем, а сыном самого бога...

– Какого именно? – перебила Лила, чуть не разбив нос отца своим затылком, когда поворачивалась.

– Эм... ну, в этой истории бог только один и зовут его Бог.

– Разве так бывает?

– Это же история, Лил, – осадила сестренку Талия. Девочки обменялись шуточно-испепеляющими взглядами.

– Да, детишки, это все не по-настоящему. Продолжим? – получив утвердительный ответ от младшей, Джек сказал: – Сами понимаете, рождение полубога – то еще событие, поэтому в этот день люди праздновали Рождество. Это по сути просто день рождения одного человека, который празднуют всем миром.

– Ну ты загнул, – теперь его перебила Талия, – так уж миром.

– Образно говоря. В этот день на Земле люди веселились, ходили в церковь, слушали хоровое пение, пели сами, а в школах ставили сценки из истории жизни Иисуса. Но потом Северная Америка потонула, беженцы заполонили другие материки, а в Евразии случился ЕМС.

– А что это? – Лила распахнула большие карие глаза, вызвав у отца умилительную улыбку.

– Па-а-ап!

– Ну она сама спрашивает, Талли, – как бы извиняясь, произнес Джек, умоляюще смотря на старшую дочь, которая знала эту историю вдоль и поперек и не понимала, зачем оно ей надо. – ЕМС – это Евразийский Материковый Союз, наша с мамой и Талли настоящая родина. Мы все там родились. Это огромнейшая страна на Земле. Она находится на материке под названием Евразия и состоит из объединенных стран, которые когда-то были независимыми, но ввиду войн, голода и прочих неинтересных политических историй ее главы очень-очень давно решили объединиться.

– Скучно!

– Я же говорила, – улыбнулась Талия.

– Ладно. Продолжим про нескучное. И вообще, ты сама спросила. Короче, наступил ЕМС, начались религиозные конфликты, и все люди решили не спорить, а праздновать вместо Рождества Новый год. Ведь каждый новый год – это победа над временем и невзгодами, это повод забыть все плохое и надеяться на лучшее. Ну и еще, зимой так уныло, холодно и гадко, что без праздника люди бы умерли от депрессии.

– Как мило звучит...

– Талли!

– Да я серьезно, пап, – она улыбнулась, собирая упакованные коробочки в стопку. – Елку – символ Рождества, оставили, потому что красиво, и каждый год украшали, а под елку прятали подарки, потому что так еще красивее, приятнее и веселее.

Она встала и собиралась выйти из детской, чтобы унести коробки.

– Теперь будешь рассказывать вместо меня?

– Я уже закончила, – хохотнула девушка и скрылась за дверью.

Лила почему-то тоже засмеялась, хотя вряд ли понимала смысл происходящего.

Талия, все еще улыбаясь, прошла на общую кухню. Жили они в небольшом бараке на три семьи, где у каждой было по две личных спальни, а туалеты, ванная с баней и кухня были общими. К счастью, им достались неплохие соседи. Эйвоны не имели детей, а потому почти не докучали, вечно прячась в своих комнатах и готовя себе еду по ночам, а Джонсы состояли из отца семейства – молчаливого серьезного ученого, его сестры – старой девы, которая следила за воспитанием племянника и племянницы, подростков-двойняшек, настолько забитых строгой теткой, что девочки семьи Соммерс их практически не замечали.

Посреди кухни стояло дерево в кадке с землей, ничем не напоминающее елку. Оно имело белую гладкую кору и мелкие круглые желтые листья, местами подернутые красным цветом – там, где дереву обычно не хватало света. Эта "елка" ставилась в дом только в период праздников, а затем возвращалась в сад, где чувствовала себя прекрасно круглый год. Талия не знала, как дела обстоят на всей планете, но в их регионе хвойных деревьев не было совсем, так что исторически сложилось украшать вместо ели э́пул, который символизировал богатство из-за похожих на монетки листьев. Талия разложила подарки. Один для Эйвонов, там новые линзы для микроскопа, и две коробки для Джонсов: близнецам по набору цветных мелков, а взрослым по красному шарфу, которые Аманда – мама Талии, вывязывала последние две недели, старательно прячась от соседей. Внутри семей обычно ничего не дарили, потому что все, что требовалось и хотелось, покупалось по мере возможности, и никто не ждал определенного дня, чтобы сделать родному человеку приятное.

– А, ты закончила? Какая молодец! – Аманда, полноватая женщина со светлыми волосами, тронутыми почти незаметной сединой на висках, вся обсыпанная мукой, попыталась обнять Талию. Ее голубые глаза светились радостью, а полные розовые губы, которые Талия не унаследовала, растянулись в улыбке.

– Мам, ты грязная! – Талия задрала руки в жесте отвращения.

– Ох, а я уж подумала, что сегодня мой любимый цветочек в хорошем настроении, – мама таки умудрилась поцеловать дочь в щеку, оставив влажный след от блеска для губ и яркий аромат имбиря и ванили. – Пойдем, поможешь мне, – не успела Талия возразить, как мать потянула ее к духовке, попутно накидывая на нее фартук.

Девушка ворча завязала грязный коричневый кусок дешевой материи вокруг пояса. Ее мама не была мастером готовки, но, видимо, земные привычки и традиции заставляли женщину браться за венчик перед каждым Новым годом и готовить имбирное печенье, запекать птицу с лимоном в заднице и нарезать несчетное количество салатов.

Фоном играла странная музыка, которую Талия слышала лишь по праздникам (поправка – по земным праздникам). По легенде диск с земной музыкой умудрился привезти с собой один из первых землян, посетивших Крин. И Талия охотно в нее верила, потому что от странных мелодий и голосов так и веяло чем-то древним. Закатывая глаза и шепча проклятья, девушка помогала матери, конечно же, делая самую неприятную работу: чища и нарезая семе́ц[1], отмывая противни и перемалывая в тяжелой ступке крупные головки сухого фиду́льциса[2], чтобы украсить сладкой пудрой пироги и печенья.

Через какое-то время к ним присоединилась женская половина семейства Джонс, и только в такие моменты Талия откровенно радовалась их присутствию. Она быстро делегировала свои полномочия на девочку, которая была младше всего на год, но в подростковом возрасте это значительная разница, и поспешила навестить отца с сестренкой.

Когда она вернулась в детскую, Лила уже почти засыпала. Папа нежно потрогал лоб дочки. Талия осталась за дверью, наблюдая за ними из-за косяка. Она не хотела потревожить сестру. Через несколько минут Джек аккуратно поднялся с кровати и старательно накрыл девочку вязанным цветастым одеялом. Он заметил старшую дочь и вздохнул:

– Температура еще есть. Как жаль, что она не проведет вечер с нами.

Талия смотрела на него и удивлялась. Этот суровый высокий мужчина с жилистой фигурой, темной кожей и почти черными сощуренными глазами сейчас выглядел как ласковый щеночек. Она почувствовала укол ревности, потому что не могла припомнить, чтобы отец смотрел на нее так же, как на младшую сестру.

– Пусть спит. Поесть и завтра успеет.

– Да. Главное, чтобы вы у меня были здоровы, – неожиданно Джек обнял ее, приподнимая с пола.

– Ты чего? – возмутилась Талия.

– Моя маленькая бука, – он щелкнул ее по носу, поставив на место. – Вся в меня. К сожалению.

– Бу-бу-бу, – привычно ответила девушка.

– А я о чем, – Джек хотел засмеяться, но сдержался. 

Приобняв дочь, он вывел ее из комнаты и плотно прикрыл дверь. Музыку из кухни все равно было прекрасно слышно.

– Я тебе кое-что приготовил. Подарок.

Талия вскинула брови. Она ничего не просила у родителей и даже не намекала. И сама никому сюрпризов не приготовила. Только маленькой Лиле набор клубничных конфеток – контрабанду с Земли от одного знакомого кринийца.

Папа исчез за дверью в их с мамой спальню и вышел с кожаной сумкой. Упаковывать подарок он не стал, но это было не важно. Талия взяла в руки сумку и поняла, что внутри что-то есть, большое, прямоугольное и довольно тяжелое.

– Я думала, это и есть подарок.

– Открывай, – темно-карие глаза отца горели в нетерпении.

Внутри оказалась книга. Огромная. Целый атлас. "Обычаи и традиции народов Земли". Талия просто смотрела на обложку, не веря своим глазам. Она мало что помнила о родине, довольно рано ее покинув, но и мечтать не смела о том, чтобы попросить что-то подобное в подарок. За жизнь ей предстояло полностью изучить планету, принявшую ее, и стать полезным помощником в каком-нибудь важном деле: обучать детей в школе, как мама, или изучать и классифицировать животных планеты, как папа. Интересоваться Землей не запрещалось, но обычно на это не оставалось времени. Земляне не имели такой роскоши, как выходные. Даже на Новый год, единственный принятый земной праздник, отводился лишь один-единственный день. Остальные праздники были исконно кринийскими.

– Спасибо, – пролепетала Талия, чуть не плача, и повисла на шее отца.

– Вижу, подарок ей понравился, – улыбнулась Аманда, появившись в коридоре. – Стол накрыт, пойдемте.

– Мама! – Талия обняла и ее. У мамы был маленький рост, поэтому почти пятнадцатилетняя дочь была с нею вровень и уже тайно носила ее туфли и блузочки на школьные дискотеки.

– Задушишь, милая! – ворчала Аманда, но по лицу было видно, насколько ей приятны объятья от вечно грубой Талии. – Положи сумку в комнату и пошли есть.

Заходя в детскую, она услышала, как мама интересуется здоровьем Лилы, а отец отвечает ей более грустно, чем говорил Талии. Забеспокоившись, она приблизилась к сестренке. Можно было не трогать, чтобы понять, что у той жар. Мягкие волоски на висках прилипли к коже, пухлые щечки алели как те самые клубничные карамельки, что ждали ее припрятанные под подушкой. Талия смочила платок в холодной воде и положила Лиле на лоб, та лишь недовольно что-то буркнула, не проснувшись.

– Растешь еще одной маленькой букой, на радость отца, – прошептала девушка. – Желаю тебе стать лучшей версией всех нас, – сказала она еще тише, быстро поцеловала девочку в горячее темечко и вышла.

На кухне возле "елки" поставили большой стол, за ним, друг напротив друга, сидели мистер Джонс и папа Талии. Эйвоны в застольях никогда не участвовали. Остальные члены семейств расселись кто куда. Талия оказалась между мамой и мисс Джонс и прямо напротив ее похотливого племянничка. Тот наглым мутным взглядом следил за воротником платья Талии каждый раз, когда она наклонялась к тарелке. "Надо было подарить ему не мелки, а специальные журналы", – подумала девушка. Но в целом ужин прошел как нельзя лучше. Пироги были в меру сладкими, семец в салатах в меру мелким, а птица в меру прожарена. Детям даже дали пригубить фиолетового вина, которое было совершенно некрепким и больше походило на сок.

Девчонка Джонсов рассказывала про то, как они всем классом вырезали снежинки для окон, а потом директор не дал им украсить школу, потому что этот праздник не считался праздником.

А Талия, никого не стесняясь, взяла родителей за руки и сказала:

– Я верю, что мы всегда будем так дружны и никогда не расстанемся. Я хочу, чтобы мы приносили друг другу только радость. Я очень вас люблю, но сейчас очень хочу проверить, как там Лила, так что я пошла.

Мама кивнула, в беспокойстве закусив нижнюю губу. Папа погладил ее по плечу, как бы давая разрешение выйти из-за стола. 

– Так и будет, милая, – сказал он уже жене, нежно на нее посмотрев, – мы всегда будем вместе.

И под радостное улюлюканье соседей мистер Джек Соммерс поцеловал свою красавицу-жену прямо в губы.